Раздерган Гомер на цитаты рекламных афиш:
по стенам расклеены свитки,
гексаметра каждый по воздуху мечется стиш
на шелковой шариком нитке, -
то долу падет, то подскочит горе. Не о том,
что лирой расстроенной взято,
рожки придыханий о веке поют золотом:
что небо по-прежнему свято,
мечи не ржавеют от крови, курится очаг,
волам в черноземе копыта
приятно топить и купаться в лазурных лучах.
Но чаша страданий отпита
однажды навеки, - скорбей и печалей на дне
горючий и горький осадок,
железного века достойному пасынку, мне
да будет прохладен и сладок.
***
Наташе
Рассказывай, рассказывай, храня неопасения
по поводу, по проводу про все, что ни: про то,
что нынче дождь и ветрено, что непогодь осеннюю
твое демисезонное не вынесет пальто.
Про то, как размечталась ты проплыть в кленовом платьице,
про то, как все посредственно во вторник и в четверг,
что дни шарами серыми, сбивая с толку, катятся,
и прятаться приходится от них то вниз, то вверх.
Про то, что математика скучнее плитки газовой,
что нет необходимости, и завтра все равно,
что будет, лишь до праздника (рассказывай-рассказывай!)
дожить, как до пришествия, что суждено, что но...
Про то, что мир меняется скорей, чем имя новое
ему найти успела ты, про то, как на столе
печально чашки замерли, что слякоть октябревая
и снова дождь и ветрено на тамошней земле.
Про то, что мухи бесятся и сильно приставучие,
про то, каких на улице обглоданных котов
сегодня ты увидела, - о каждом чтожном случае
рассказывай, рассказывай, - я выслушать готов.
***
Славе Пинхасовичу
Мне в Петербурге холодно, - прости:
блестят надгробья буквами златыми
над мертвыми, рожденными расти,
впивая чай, настоянный на дыме.
Отдай меня, Петрополь, не лепи, -
мое, как видишь, сердце не из воска:
пускай Невой закатная известка
плывет меж теплоходов на цепи.
Мне в Петербурге тесно, - бьют часы,
а в это время по хребту проспекта
гуляют уши парами, носы
и языки - сродни бесполым некто.
Оставь меня, Петрополь, - я не друг
и я, увы, не враг твоей свободы:
пускай иерихонские заводы
твои трубят для плюшевых старух.
Мне в Петербурге страшно, - не успеть
на похороны Солнца даже нищим:
и день увял, и почернела медь
коня над ископыченным кладбищем.
Убей меня, Петрополь, - я ни сват
тебе, ни брат, и не крестить детей нам:
пускай твоей отравленным портвейном
весны нальется кто-нибудь, кто свят.
Мне душно в Петербурге, - со звездой
звезда не разговаривает, - обе
безмолвны на воде и над водой,
но мне не спится в каменной утробе.
Пусти меня, Петрополь, не тяни, -
моя душа с твоей, увы, в раздоре:
пускай горят и предвещают горе
другим твои прогорклые огни.
***
И капель осколки в твоих волосах,
и Лебедь на белой щеке,
и время несчастное на часах,
и небо невдалеке,
и горький на влажных губах табак,
и мыслей разгул в мозгу,
и что-то еще, от чего никак
избавиться не могу.
***
У случайных стихов особый
аромат и особый вкус, -
точно дымчатый чай со сдобой
пьешь из чашечки белолобой
в окружении нежных Муз.
Пей, но знай: все это в рассрочку,
и за все: за снедь и за чай,
за "подлейте-ка кипяточку"
и за каждую эту строчку -
не отвертишься - отвечай.
Не сегодня, не завтра, - случай
предоставится эдак лет
через несколько неминучей
жизни памятью тех созвучий,
что вослед прозвенели. - Нет,
переулочек гнусный, гнутый -
точно кто завязал узлом -
ты меня не сбивай, не путай! -
Расплатиться - какой валютой?
за каким конкретно углом?
***
Уныло накануне ноября
в Коломенском, как в доме престарелых,
где древние дубы - обхвата в три-
четыре - дремлют, грезя в полусне
походом князя Дмитрия к Непрядве.
Они корнями намертво вросли
в земную твердь, в небесную - ветвями,
и тщетно ветер, сорванный с цепи,
священную пресечь дерзает связь,
везде снующий, свищущий отвсюду.
Степенно я брожу промеж стволов,
корявых, искореженных годами,
судьбою исковерканных, прося
безмолвно, ибо губ не разомкнуть
от холода, - о мудрости, о вере.
О том, чего ни в слове передать,
ни мыслью расторопной невозможно,
ни имени, ни прозвища чему
ни на одном из языков земных,
ни образа, ни символа, ни знака...
Комментариев нет:
Отправить комментарий